Он писал:

“(Павел) говорит, что «вышний Иерусалим свободен: он – матерь всем нам» (Гал 4.26). И в другом послании: «но вы приступили к горе Сиону и ко граду Бога живого, к небесному Иерусалиму…» (Евр 12.22)… Поэтому, если мы слушаем Павла, как Бога и еще провозвестника Премудрости, то мы должны думать, что все предсказания об Иерусалиме и повествования о нем Писание возвещает о небесном городе и обо всей стране, заключающей в себе города небесной земли” (О началах. 4. 22).

Сколько бы о Распятии, случившемся в некоем городе, называемом евангелистами «Иерусалим», не было сказано в новозаветных книгах, данный город, так же как и Ирод, «избивающий младенцев» и многое другое, как мы видим, представляет собою аллегорию, собирательный образ некоего духовного города, для евреев – Иерусалима, для иных народов – имеющего какое-нибудь иное название. Данный духовный или небесный Иерусалим не имеет ни национальной, ни географической подобности палестинскому Иерусалиму и населяющим его жителям, поскольку в христианстве небесное – отражается в земном, но никак не земное – в небесном. В Новом Завете этот небесный Град, каким бы именем его ни называли другие народы мира, есть только символ, и имеет такой же вселенский, наднациональный характер, как и сам Христос и его Благая Весть. Ориген, признававший идею о перевоплощении душ (о многократных рождениях в новых телах), указывает на условность национальных и прочих признаков (имён) в Священном Писании. Без признания этой условности, вселенский характер Христа превратится в не более чем в провинциальное явление, каковым он и оказался у иудеохристиан [2] и иудействующих [3], пока на исторической сцене не появился апостол Павел. Ориген пишет:

“…Апостол (Павел) говорит в одном месте: «Посмотрите на Израиля по плоти» (1 Кор 10.18), – этими словами он как бы показывает, что есть какой-то Израиль по духу. И в другом месте он говорит: «не плотские дети суть дети Божьи; не все те израильтяне, которые от Израиля» (Рим 9.8,6)… Если сказанное нами об Израиле, и о коленах, и о родах его убедительно, то слово Спасителя: «Я послан только к погибшим овцам дома Израилева» (Мф 15.24) мы не понимаем так (как заблуждающиеся)… мы не думаем, что Христос пришел преимущественно к плотским израильтянам, «не плотские дети суть дети Божьи» (Рим 9.8)… Если есть духовные израильтяне, то следовательно, есть и духовные египтяне и вавилоняне… Умирающие здесь (на Земле, – А.В.) обыкновенной смертью распределяются (на небе, – А.В.) на основании дел, совершенных здесь… Так же, может быть, и те, которые, так сказать, умирают там (на небе), нисходят в этот ад (на нашу Землю, – А.В.)… так что израильтянин может когда-нибудь попасть в число скифов, а египтянин – перейти в Иудею” (О началах. Кн. IV. 21-23).

То есть, национальность, и в этом смысле – «избранность», определяется телом, тогда как «избранность» духовная, напротив, не имеет никакого отношения ни к стране, ни к народу, ни к конкретному городу, ни вообще к чему-либо земному, ибо дух, согласно христианскому учению, – свыше тела.

Установление Лидды как подлинного места Распятия Иисуса Христа вовсе не разрушает Евангелие как таковое. Возможно, из-за малозначительности города Лидды, факт распятия Иисуса в нем не оставил практически никаких следов в трудах современников (у того же Филона Александрийского). На страницах Евангелий, как мы уже говорили, безусловно, содержится доля исторического повествования, но цель Священного Писания изначально сводилась к отражению не материальных подробностей казни Христа, а, как об этом утверждало достаточно много исследователей – цель Евангелий была отразить духовный подвиг, мистерию (т.е. духовное таинство) Страстной недели восхождения Иисуса Христа к Распятию и Вознесению.

Какими бы историческими реалиями ни было окрашено евангельское Распятие, насколько бы евангельское повествование не отражало исторические факты на своих страницах, тем не менее, суть Евангелия прежде всего в нравственном уроке. Новозаветный Иерусалим и Распятие в этом Иерусалиме – это мистерия, тогда как Лидда – историческое претворение этой мистерии.

Многие читатели, вероятно, впервые услышали имя данного города. Ничем примечательным оно в истории, в отличии от библейского Иерусалима, до сих пор не прославилось. Свое название «Лидда» город получил от греков, переименовавших прежний Лод. Лод достаточно древнее поселение, впервые упоминаемое в XV в. до н.э. в списке городов, завоеванных фараоном Тутмосом III. Его имя отмечено в Библии (1 Пар 8:12), из которой следует, что Лод принадлежал первоначально уделу колена Вениаминова (позднее отошедшего Дану). Город лежал на одном из главных торговых путей («морской путь») из Греции и Сирии через Палестину в Египет, одновременно соединяя средиземноморские города иудейского побережья, ведшие активную торговлю с другими странами. До 145 г. до н.э. город принадлежал Самарии, но в результате маккавейского восстания и по указу царя Димитрия за сто талантов отошел к Иудее (1 Мак 11:34). С присвоением Севером городу статуса полиса он был переименован в Диополис.

Лидда многократно переходила из владения самаритян к иудеям и обратно к самаритянам. Так, указывается, что в правление Кумана (48-52 гг. н.э.) город стал вновь принадлежать самаритянам (ИВ, II, 12.6).

Так же, как многие другие города Иудеи, Лидду в период первого антиримского иудейского восстания постигла печальная участь. В 67 году н.э. Цестий Галл занял город. Сообщается, что найдя его пустым, так как все население ушло в Иерусалим на праздник Кущей (что означает, что городом к этому времени опять овладели иудеи), он пятьдесят попавшихся ему горожан убил, а город сжег дотла (ИВ.II. 19.1).

Лидда – центр древнееврейской сакральной мудрости.

 О преподавании издревна в Лидде тайнознания (сакральной традиции) говорит, например, тот факт, что после разрушения Иерусалимского храма (70 г. н.э.) город служил резиденцией Синедриона (Академии) и был одним из центров еврейской учености. Блаватская утверждает, что именно в этом городе царем Яннаем около 100 г. до н.э. были распяты тысячи посвященных.

Известно, что ученик известного патриарха Иоханана бен Заккая – р. Элиазар (Великий) бен Гиркан ушел из отцовских краев к своему учителю, однако после его кончины переселился в Лидду, где образовал собственную академию. Эта академия просуществовала долго, потому что говорится, что еще ученик р. Акибы, р. Иегуда бен Илаи в детстве «учился у р. Тарфона в Лоде», а также, что р. Иегошуа бен Леви, «один из величайших Амораев первого поколения (в стране Израиля)… жил… в городе Лод, где и учил Торе; только в конце жизни он переселился в Тверию». Известно также, что учеником Элиазара, преподававшего в Лидде, был знаменитый рабби Акиба (15-135? гг. н.э.), который стал автором самого влиятельного каббалистического труда «Сефер Иецира» и инициатором трудов по классификации галахических традиций, завершившихся публикацией Мишны. Акиба, возможно, учил также в Лоде, и именно отсюда, наравне с другим центром раввинистической мудрости – Явне, рассылались в диаспору даты еврейских праздников, тексты ежедневных трехкратных молитв и пр.

Учеником рабби Акибы был Симеон бен Йохай (I-II в. н.э.), основатель мистической еврейской традиции, которому приписывается создание «Зоѓара». В средневековой версии «Зоѓара» рассказывается в аллегорической форме про знаменитую «пещеру», в которой скрывался Симеон бен Йохай, про получение сакрального знания с «древа познания» и из источника «воды» (=жизни). Говорится, что наставлял автора «Зогара» вознесенный некогда живым на небо пророк Илия. Но самое интересное, что знаменитый мистический трактат, сравниваемый с «жемчужиной», которая сверканием, подобным свету «обнаженного солнца… освещает всю вселенную», была получена не где нибудь, а именно возле Лидды (Зоѓар 1, 11 а):

“Раби Шимон бен Йохай ушел и скрылся в пустыне Лода, и спрятался в одной из пещер, он и сын его раби Элиазар. Свершилось для них чудо, и появилось рожковое дерево и источник воды. Ели от этого дерева и пили эту воду. Во всякий день дважды приходил Элияѓу (Илия)… и учил их. И никто не знал о них” (Зоѓар Хадаш, 95а).

Свидетельство Зогара не оставляет никаких сомнений в том, что именно в Лидде нужно искать первоистоки еврейской каббалы [4].

Другой историк сообщает, что здесь «при участии мудрецов “Юга” (Лидда, современный Лод, – Л.Ш.)… которым, возможно, принадлежат целые трактаты», писался Палестинский Талмуд. В конце IV в. (век спустя после завершения Палестинского Талмуда) с помощью в Лидде одного ученого раввина отец церкви Иероним переводил некоторые книги Библии на латинский язык , благодаря чему появилась латинская «Вульгата».

Согласно нашим исследованиям, в городе Лидде, расположенном вблизи родового селения династии Хасмонеев – цитадели восстания Иудеи против греческого влияния, концентрировались ученики, поддерживавшие школу догматика Шаммая. Напротив, в приморской Явне, имевшей широкие контакты с античным миром, ученики тяготели к более гибкой (“космополитичной”) школе Гиллеля.

Разумеется, сказанное о противостоянии Лидды и Явне, как школ Шаммая и Гиллеля, требует более твердых доказательств и может рассматриваться всего лишь как гипотеза. Не исключено, что территориально единая школа, из которой вышли Гиллель и Шаммай, первоначально, во времена исторического Иисуса, находилась в одном месте – Лидде, и только позднее, может быть, даже после распятия Иисуса, школа Гиллеля перебазировалась в Явну, а школа Шаммая осталась в Лидде. Так или иначе, но Иисус в последний год его жизни оказался в данном городе в одной из групп израильских мудрецов, и н;кто его предал и выдал искавшим его властям. Это, возможно, объясняет, почему казнь показательно состоялась не в центральном городе иудеев – Иерусалиме, а в цитадели раввинистической теологии – Лидде, равно как подобная расправа была совершена в этом же городе тридцать лет назад Александром Яннаем над несколькими тысячами посвященных («малыми детьми», «младенцами»).

Несмотря на то, что церковная традиция ничего не говорит о Лидде, как о месте Распятия Спасителя, тем не менее, нельзя сказать, что город оказался совершенно стерт из памяти христиан и потрясение пространства не оставило после себя никаких следов. При более внимательном знакомстве с христианской историей можно обнаружить, что Лидда вполне может состязаться своей христологической значимостью не только с Римом или с Вифлеемом, но даже с Иерусалимом.

2. Явление возле Лидды

            Евангелие рассказывает, что у места погребения, «на рассвете» (Мф 28.1), Воскресшего Христа увидела Мария Магдалина (Ин 20.11; Мф 28.9). Поскольку согласно нашего исследования местом распятия была Лидда, то значит первое явление Воскресшего Иисуса, следуя Евангелию, произошло вблизи этого города. Затем, в этот же день Христос является двум своим ученикам (помимо Апостолов), направлявшимся, как утверждает Евангелие, из Иерусалима в Эммаус – город на полпути от Иерусалима в Лидду (Лк 24.13-31). Ученики после явления Христа на их пути в Лидду, сразу же возвращаются обратно в Иерусалим.

Конечно, явление Воскресшего Иисуса сначала в Лидде (месте Распятия), а затем на пути из Лидды в Иерусалим, и, наконец, в Иерусалиме, не должно рассматриваться с точки зрения констатации пространственной ограниченности (ограниченности перемещения) Воскресшего Иисуса. Для нас это небольшой штрих, оставленный в аллегории евангельского повествования в качестве подлинного факта, свидетельствующего о реальном историческом событии, связанным с Лиддой.

3. Апостольское исцеление в Лидде и обращение города в христианство

В Лидде согласно христианскому Преданию епископом был апостол Зина, ученик и сотрудник ап. Павла. Незначительным новозаветным эпизодом выступает сообщение «Деяний» о том, что ап. Петр пришел «к святым, живущим в Лидде» (Деян. 9.32), именем Иисуса Христа исцелил человека по имени Эней, в результате чего все жители Лидда «обратились к Господу (Христу)» (Деян. 9.35). Если учитывать исторические сведения о том, что в это время город Лидда представлял одну из цитаделей раввинистической и каббалистической мудрости, место, где, вероятно, с I по IV века н.э. писались целые трактаты Палестинского Талмуда, то сообщение «Деяний» о посещении Лидды «апостолом обрезания» Петром и обращение всех его жителей в христианство становится достаточно занятным. Так мы можем подумать, что обращенные «апостолом обрезания», Петром, «христиане», положили начало Иерусалимскому Талмуду. Скорее всего, учитывая крайнюю взаимную антипатию Петра и Павла, данный рассказ является далеким или же завуалированным отголоском борьбы между христианством Павла и христианством апостола обрезания, – Петром, эллинистами и иудействующими христианами, и о победе в данном городе последних. Судя по всему, именно здесь, в Лидде, по предсказанию, данному Иисусом Христом накануне, Петр (современник ап. Павла, а не «Петр» времен Иисуса) трижды отрекся от Спасителя (Мф 26.75). Разумеется, при высокой метафоричности всех сцен Евангелия (хотя это не противоречит их одновременной историчности), указанное отречение «Петра», специально подчеркнутое евангелистом его «троекратностью», позволяет его рассматривать в более широком смысле.

Если же мы обратимся к имени Энея, персонажа этого петрова “обращения” отцов Талмуда в иудеохристианство, или обращение павлинистов (последователей апостола Павла) в иудеохристианство, и учтем, что именно в этом городе появился (как будет показано далее) нерукотворный лик Богородицы, то можно будет обнаружить, что корни легенды об Энее находятся в римской мифологии. Здесь общеизвестен был миф, согласно которому Венера (мистически – Матерь Мира, она же матерь Божья, проявившаяся нерукотворным ликом в христианской легенде) была прародительницей части римлян через своего сына – троянца Энея. Поэтому хорошо было известно, что Венера – «рода Энеева мать» (Lucr. I. 1). Отсюда возможен гностический символизм (и, кто знает, может и не только) легенды об Энее: Эней (символически – Сын) показан в городе, в котором на самом деле был казнен Иисус Христос, и здесь же являет себя нерукотворный образ Марии, Матери Мира (подобный римской Венере, матери Энея). Таким образом, упоминание об Энее, символически, вполне может являться напоминанием о казни Иисуса в городе Лидда.

4. Нерукотворные образы Пресвятой Богородицы в Лидде

Другим ярким событием, прославившим у христиан город Лидду, стало первое явление здесь нерукотворного образа Пресвятой Девы. Предание в изложении церковного автора повествует о следующем.

Апостолы Петр и Иоанн, придя в Самарию, проповедовали там евангелие и соорудили в городе Лидде храм во имя Пречистой Девы; затем, «вернувшись в Иерусалим, умоляли Богоматерь освятить этот храм Своим присутствием, чтобы молитвы, приносимые там Богу, были для Него приятнее». Пресвятая Дева сказала апостолам на их просьбу: «Идите и радуйтесь: Я буду там с вами». Придя в Лидду, они нашли в новозданном храме, на одном из внутренних столпов его, неизвестно кем изображенный образ Богородицы. На этом образе лик её и подробности одежды были сделаны чрезвычайно живо, с величайшим искусством. Затем прибыла в Лидду и Пресвятая Дева; увидев образ свой, окруженный молящимся народом, она возрадовалась духом и дала этой иконе свою благодатную силу. Во время правления императора Юлиана Отступника (361 –363) в Лидде совершилось новое чудо. В храм были посланы каменотесы для уничтожения чудотворного изображения. Однако, как ни старались они стесать священное изображение, оно не исчезало, а лишь углублялось более и более внутрь столба. Слава о благодатном образе распространилась по всему миру. Весенний день 12 марта стал днем Лиддской иконы Богоматери. Церковные историки утверждают, что в VIII веке в период назревания раскола между Восточной и Западной церковью св. Герман, будущий патриарх Константинопольский, велел сделать копию, которую во время иконоборческого периода перевезли в Рим, а после победы над ересью образ вернулся в Константинополь с названием «икона Богоматери Римская» (празднование 26 июня). Сам настенный образ, как утверждает легенда, просуществовал до XI века.

Предание говорит о существовании еще и другого Лиддского нерукотворного образа Божией Матери. Он находился в храме, созданном в Лидде Энеем, исцеленным ап. Петром (см. выше, – А.В.). Когда этот храм хотели отнять у христиан иудеи и язычники, то по распоряжению правителя храм был заперт на три дня, чтобы явилось знамение для решения спора. Когда через три дня храм открыли, то увидели в нем нерукотворное изображение Матери Божией.

Об обеих нерукотворных Лиддских иконах писали три восточных Патриарха (Иерусалимский, Антиохийский и Александрийский) в послании к императору – иконоборцу Феофилу (829 –842). Об этом послании говорил император Константин Багрянородный (912 –959) в историческом слове о нерукотворном образе Спасителя в Эдессе.

Переходя к критическому рассмотрению дошедшей до нас через века легенды, необходимо отметить, что предание сообщает о нерукотворном изображении Божией Матери во времена евангельских апостолов в чисто иудейском городе (не говоря о том, что он являлся центром раввинистической мудрости), что довольно необычно, ибо известно, что запрещение у иудеев делать изображения (во избежание идолопоклонства) строго соблюдалось не только среди иудеев, но и среди самих христиан в течение первых веков. Именно стойкое предубеждение против изображений среди иудеев и первохристиан затрудняет археологам до сих пор обнаружить какие-либо рукотворные изображения Иисуса Христа, сделанные его современниками. Еще более невероятно сооружение апостолами некоего храма в нескольких часах ходьбы от Иерусалима. Для Иудеи того времени сооружение альтернативы иерусалимскому Храму или просто второго храма было делом немыслимым! В лучшем случае это могла быть синагога, горячими приверженцами которой на самом деле являлись Петр и Иоанн.

Понятие Богоматери, употребляемое легендой, появилось лишь в IV в. и критиковалось, например, Несторием (V в.) (несторианами). Нестория осудил Собор в Эфесе – древнем городе, знаменитым в Малой Азии центром поклонения Артемиде, и именно с этого времени появляется культ Богоматери, превращающий Марию в мать самого Всевышнего, что совершенно не соответствовало более чем скромной роли образа Марии в древней церкви.

С победой Кирилла над Несторием, вместо местных изображений Изиды с сидящим на её руках сыном Гором стали изображать Марию и младенца Христа. Только в первом случае Гор был Богом, а мать его Богиней, а во втором случае земная женщина объявлялась родившей Богочеловека. Тем самым была сведена на нет вся древняя идея Иерархии (многозвенное эманирование от Непознаваемой Первопричины), которую из-за недомыслия и политиканства, вслед за ветхозаветным фокусом «Творения» заменили теперь на богословский фокус «Бого-рождения».

Таким образом, культ Богоматери – достаточно позднее явление, неизвестное апостольским временам. Всё это говорит о явной легендарности и мифичности явления изображения Богоматери в Лидде. Но поскольку мифы не возникают на пустом месте, а являются отголоском какого-то знаменательного события, то для нас важно, что легенда чудо явления лика матери Иисуса связала не с Иерусалимом, Вифлеемом или с прочими, освященными Евангелием местами, а именно с малоизвестным городом Лиддой, – по нашему убеждению – местом казни исторического Иисуса.

Яффа (Иоппия). Лидда. Гробница великомученика Георгия Победоносца

5. Георгий Победоносец из Лидды

И, наконец, возможно самым значительным свидетельством об особой роли города Лидды в жизни Иисуса, является легенда о Георгие Победоносце, погребенном в Лидде. Георгий, как мы покажем далее, является в некотором смысле копией-подобием Христа и Мессии, победившим силою духа физические страдания, превзошедшим крестную смерть и явившимся (во «Втором пришествии») на белом коне с копьем в руке для поражения зла.

Вкратце, легенда о святом Георгии, принятая в русской Православной церкви, такова. Георгий был юношей знатного рода, уроженцем города Каппадокии, откуда происходила и его мать. Рассказывается, что семья его проживала в Каппадокии, где родители воспитали Георгия в христианской вере. В юном возрасте Георгий поступил на воинскую службу. Среди прочих воинов он выделялся своей красивой внешностью, силой и мужеством. За отличное знание военного дела он уже в двадцать лет был назначен начальником прославленной когорты Инвиктиоров. Во время войны римлян с персами Георгий выказал удивительную отвагу. За храбрость в боях император назначил его комитом.

В феврале 303 года Диоклетиан обнародовал эдикт, повелевавший во всех частях Римской империи «...разрушать церкви до основания, сжигать Священные книги и лишать христиан почетных должностей...». Начиналось величайшее из гонений в истории христианства. Георгий не мог безучастно наблюдать страдания единоверцев и однажды открыто выступил перед Диоклетианом с обличительной речью, призывая к вере во Христа. Диоклетиан заключил смелого воина в тюрьму и подверг его пыткам и мучениям, чтобы заставить отказаться от веры Христовой.

 После изгнания Георгием демонов из храма Аполлона, весть об этом чуде разнеслась по всему городу. Тогда Царица Александра решила более не скрывать своей веры во Христа и немедленно отправилась к великомученику Георгию. Она перед всеми дерзновенно исповедала Христа, стала насмехаться над идолами и поносить тирана. Император был чрезвычайно изумлен, увидев царицу Александру, прославлявшую Христа, уничижавшую кумиров, их служителей и самого Диоклетиана. Когда же царица припала к стопам святого, император спросил:

 – Что с тобой, Александра? Неужели и ты вместе с волхвом Георгием бесстыдно отрекаешься от богов?

Святая Александра отвернулась и не ответила императору. Тогда Диоклетиан уже не стал пытать ни Георгия, ни царицу, а вынес смертный приговор обоим:

 – Георгий, непримиримый поборник Христа, не внял нашим уговорам и угрозам и вместе с царицей Александрой, совращенной его волхвованием, восстал против отеческих богов и дерзко осмеивал меня. За поругание наших богов и тяжкие оскорбления императора повелеваю усечь мечом головы комита Георгия и царицы Александры.

Воины повели мучеников за город к месту казни. Благороднейшая царица с радостью последовала за святым Георгием. Она, горя духом, молилась и, призывая имя Господа, часто устремляла глаза к небу. В пути царица изнемогла, присела на дороге у стены, приклонила голову к коленям и предала дух свой Богу. Георгий же на месте казни преклонил голову и был усечен мечом.

 В самом житии, в рассказе о чудесно перенесенных пытках звучит мотив победы духа Георгия на бренностью мира. Но наибольшее значение для прославления чудесной силы Георгия, наибольшую известность получил рассказ, существовавший и в Византии, и на Руси в виде отдельного произведения, по-древнерусски называющегося «Чудо Георгия о змие». «Чудо Георгия о змие» повествует, что в некоем городе Ласие правил царь по имени Сельвий, который был язычник и идолопоклонник. Город процветал, но вот в трясине недалеко от него завелся чудовищный Змий, который начал пожирать жителей. Царь собрал войско и пошел с ним на змия, но Змий поднял волнение в трясине, и войско не смогло даже подойти близко к нему. Тогда царь издал приказ, по которому жители должны по очереди отдавать змию своих детей, а в случае, когда дойдет очередь до царя, он обещал отдать ему свою единственную дочь. Дошла, наконец очередь и до царской дочери, царевны Елисавы. Царь, оплакав её, велел собираться в путь. «Но человеколюбивый Бог, – гласит рассказ, – не хотящей смерти грешника, но чтобы (каждый грешник) обратился на путь и был жив, пожелал явить знамение через преславного великомученика Георгия». Георгий в это время возвращался мимо Ласия на родину, в Каппадокию. Увидев плачущую девушку, он стал расспрашивать ее, в чем дело, и она рассказала ему о змие. Георгий спросил, какому Богу верят она и ее отец. Девушка ответила: «Гераклу, Скамандру, Аполлону и Артемиде», на что Георгий сказал: «А ты уверуешь в моего Бога. Не страшись и будь спокойна». Возвысив голос, он вознес молитву, прося явить знамение и повергнуть чудовище к его ногам, дабы уверовали язычники. И с неба сошел глас: «Твои молитвы дошли, делай, что задумал». В это время приблизился Змий, и святой, осенив себя крестом, бросился на него, и Змий упал к его ногам. Георгий взял у девушки пояс и поводья со своего коня и, «по устроению Божию», связал змия и велел девушке вести его в город. Девушка повела змия, и они пришли вместе в город, где люди поначалу стали в ужасе разбегаться. Но Георгий велел им не бояться и уверовать в истинного Бога Иисуса Христа, и тогда он убьет змия. Жители восславили Иисуса Христа и Троицу, и святой обнажил меч, убил змия и вернул дочь царю. После чего Георгий позвал александрийского епископа, и тот крестил царя, дочь его и весь город – «примерно двести сорок тысяч человек».

В легенде о святом Георгии и испытаниях Диоклетиана мы обнаруживаем описание, позволяющее находить общие черты между св.Георгием, и Иисусом – как историческим, так и евангельским. Так, Георгий по матери, так же как и Иисус, должен считаться евреем, поскольку она родилась в Лидде и имела там «большое имение». Но по отцу он является греком или римлянином, ибо говорится (см. сноску выше), что отец его был военачальником Каппадокии (ср. с заявлением Цельса о том, что отцом Иисуса был иноземный солдат). Совсем невероятно, чтобы на столь важное место назначили кого-то из иудеев, которых после восстания Бар Кохбы римляне преследовали и еще больше ненавидели. Георгий получает воспитание вдали от Палестины (в Каппадокии), так же как исторический Иисус – не в Палестине, а в Египте, куда он отправился вместе со своим дедом. Затем Иисус возвращается в Палестину, и Георгий, после смерти отца, также возвращается с матерью в Палестину. Согласно талмудической версии (см. далее «Тольдот Иешу»), Иисуса приводят на суд к «царице Елене», но на самом деле к Александре-Саломее, которая то занимает сторону Иисуса, то склоняется раввинами к его наказанию. И в легенде о Георгии присутствует некая Царица Александра, которая, как установили историки, никакого отношения к женам Диоклетиана не имеет, но зато своим именем вполне напоминает Царицу Александру (Саломею) исторического Иисуса. Иисус и Георгий подвергаются истязанию и мучениям, причем если в случае с Георгием миф их фантастически преувеличивает, то в случае с евангельским Иисусом, наоборот, из апологетических соображений картина издевательств и унижений смягчена.

Рассмотренная выше легенда о св.Георгии может служить наглядным примером, позволяющим понять генезис образа Христа, заключенный в новозаветных книгах. Если первая часть мифа о мученичестве Георгия в большей мере находит параллели в христианском предании (так, например, состязание с магом и оживление мертвого в легенде о Георгии – вполне соответствует мифическому состязанию Петра и Симона Мага в Риме), то вторая часть мифа о Георгии, побеждающего дракона, уподоблена всем известным на Востоке сказаниям о Спасителях (Калки-Аватаре индусов, Сосиоше парсов, Майтрейе буддистов и т.д.). Самым разительным по схожести прототипом св. Георгия выступает Гор – сын Осириса, изображения которого, стоящего с копьем в руке (и иногда, в кольчуге) и поражающего дракона, можно сегодня найти во многих каталогах по древнеегипетской мифологии. Византийская легенда о Георгии рассказывает о неком болоте, откуда вылезал дракон-чудовище. Но не болота ли нижнего Египта (дельты Нила) имелись в виду, откуда, согласно представлениям египтян, появлялся Сет-Тифон. Ведь совсем не случайным оказалось в повествовании упоминание о том, что после желания всех людей спасенного города креститься, «Георгий позвал александрийского епископа»!

Образы египетских Гора и Осириса возникли за несколько тысячелетий ранее не только Апокалипсиса Иоанна с восседающим на коне св.Михаилом, но даже Моисея и приписываемого ему Пятикнижия. Византия, питаемая из Египта мудростью угасшей величайшей цивилизации (культуры), где сценами борьбы Гора-Анубиса с Сетом были испещрены стены древних полуразрушенных храмов, очевидно, приняла от александрийских христиан-гностиков этот стержневой элемент вероучения о грядущем Мессии, правда, утратив его изначальный смысл.

Сходство египетского и новозаветного мифов, на наш взгляд, отнюдь не является доказательством заведомой ложности последнего. Напротив, универсальность мифа, какими бы фантастическими дополнениями он не обрастал, доказывает жизненную важность отражаемой в нем центральной идеи. Точно также, не исключено историческое «совпадение» мифа с судьбами реальных героев. Не исключено, что история такого героя оказалась совмещенной с историей другого похожего героя, а та – с известным общераспространенным мифом, и в результате мы получили легенду, в которой оказывается уже чрезвычайно трудно отделить историческое от аллегорического, мистическое от мифологического.

Именно таков, на наш взгляд, оказался образ Иисуса Христа Евангельского Предания, который одновременно включает в себя и историю, и миф, и тайное мистическое содержание. Поэтому Георгий Победоносец в двух разных сказаниях отразил два различных аспекта: исторический и мистико-мессианский. В образе Георгия Победоносца – мессианского змееборца, со всей очевидностью узнаются черты известных эсхатологических ожиданий Востока, возложенные Апокалипсисом Иоанна на Мессию-Христа и Михаила (Откр. 12. 7-9), тогда как в воине Георгии, пытаемом Диоклетианом-Иродом и преданном земле в Лидде, мы узнаем историческое свидетельство о мучениях, распятии и погребении исторического Иисуса, причем именно в этом городе.

***

Таким образом, на материале вышерассмотренных легенд, мы видим, что христианские предания сохранили тайную память о городе Лидде, связав его с именем змееборца Георгия, а также с образом матери Христа. В тех же преданиях обнаруживается определенное сходство эсхатологической роли Христа (во Втором пришествии) и аналогичной роли св.Георгия (из Лидды), поражающего дракона копьем. Как эти, так и другие рассмотренные нами связи, дают нам полное право говорить об еще одном аргументе (в данном случае мифологическом) в пользу нашего утверждения об историчности талмудических сведений о распятии Иисуса Христа именно в городе Лидде.

Открытка 1900-1917 года

СНОСКИ

[2] Иудеохристиане – первое поколение христиан, проживавшее в Палестине, и особенно те, кто, согласно Евсевию Кесарийскому (Церковная история, III. 5.3), бежал после разрушения иерусалимского Храма из Иерусалима через Иордан в Перей. С термином «иудеохристианство» можно связать ясно выраженные иудеохристианские секты II и III веков, считавшиеся некоторыми ранними отцами церкви еретическими: назареи, эбиониты и т.п. (см.: Данн Д.Д. Единство и многообразие в Новом Завете: исследование природы первоначального христианства./ Пер. с англ. М., ББИ, 1999, с.268). К ним же можно отнести ессеев, а также исповедовавших Учителя Праведности кумранитов и т.п. Их общим отличительным признаком является пренебрежение ортодоксальным иудаизмом, Храмом, традиционным календарем, жертвоприношениями. Вместе с тем, от эллинистического христианства их отличает ярко выраженная вера в Израиль – как «землю обетованную», в иудеев – как «богоизбранный народ», мелочное соблюдение прочих древнееврейских обычаев. Вероятно, большинство из них верило в Мессию, как Спасителя исключительно евреев.

[3] Иудействующие – в отличие от иудеохристиан (см. предыдущую сноску), они являются последователями того же раввинистического иудаизма, за исключением только того, что они верили в особость миссии Иисуса Христа и проповедовали элементы его учения, бесконфликтные к ортодоксальному иудаизму: ап. Иаков, Иоанн, Петр и др. члены Иерусалимской общины, описанные в «Деяниях апостолов». К ним не относятся Павел, Стефан, Варнавва (более подробно об этом будет сказано во второй части нашей книги).

[4] Ввиду неувязки талмудической датировки жизни Гиллеля (о Гиллеле см. сноску на с. 127) и его последователей (смещенной примерно на 40-70 лет позднее от реальных исторических событий), деятельность Симеона бен Йохая, создателя Зогара, Талмудом оказалась перенесена в Тверию, а запись в самом Зогаре, что это происходило все-таки в Лоде, современные комментаторы объясняют ошибками автора или переписчика (см.: М.А.Кравцов, 1994), что, как мы видим, не выдерживает критики, ибо если датировку жизни Симеона сместить на 70 лет назад (то есть ко времени, описанному Евангелием, – т.е. периоду, фактически “выпавшему” из постхристианского Талмуда), то ни о какой Тверии говорить не придется, ибо её тогда еще не было (город был построен в 19 г. н.э. Иродом Антипой и назван в честь римского императора Тиберия; понадобилось какое-то время, чтобы в него перебралась Академия мудрецов).

[5] Хасмонеями (асмонеями или хасмонидами) «называлась династия, правившая с 165 по 37 гг. до н. э.; начало ей положили Маккавеи: отец и сыновья. Основатели новой династии были родом из деревни Модиа, где и жил Маттафия, сын Иоанна, который в свою очередь происходил из рода Симеона-Хасмонея. Следует отметить, что в правление этой династии утверждается прежде совершенно неизвестное и не­характерное для еврейской традиции право передачи священства по женской линии. Семья, в которой семь братьев стали первосвященниками, носит имя не отца, а Матери – Кимхит. Название “асмонеи”, “хасмониды” – анахронизмы, в которых отраже­ны иные традиции произношения этого еврейского имени» (Новый библейский словарь. Ч.1. Библейские персонажи./Пер. с англ. СПб., 1999, с.342).

Автор: Александр Владимиров "Кумран и Христос", М., 2015 г. (электронное издание; краткая версия).

© А.В. Владимиров, 2002; 2015

Продолжение следует